Cочетание групповой и индивидуальной психотерапии

На сегодняшний день в среде психоаналитиков существуют разные мнения о целесообразности сочетания групповой и индивидуальной терапии. Некоторые аналитики отсутствие индивидуальной психотерапии выдвигают как обязательное правило включения в группу, другие же напротив, активно рекомендуют сочетать групповую и индивидуальную психотерапию. Если речь идет о возможности совмещать группу с личной терапией, возникает вопрос: «Полезно ли индивидуальную психотерапию проходить с тем же терапевтом, который ведет группу или лучше, что бы это были разные люди?» Часть этих вопросов предлагаем рассмотреть через призму случая лечения истерического невроза.

На прием пришла женщина 38 лет. Назову ее Светлана. Жаловалась она на то, что ей очень тяжело жить. Она была в депрессии и с 15-16 лет страдала от частых вздутий живота. Работать она не могла, с большим трудом ездила в метро (из за тревоги и болей в животе), с трудом выходила из дома, не могла заниматься почти никакой домашней работой. Большую часть времени проводила лежа, укутавшись в одеяло. Каждый вечер она думала: «Вот отмучилась еще один день. Ребенок стал на один день старше. Скорее бы он уже совсем вырос и тогда смогу спокойно умереть и не мучиться больше». Периодически состояние ее становилось еще хуже и тогда, что бы ни покончить с собой, она искала помощи у разных врачей.

Итак, мы познакомились. Пациентка чувствовала, что вылечить ее нельзя. Она хотела очередной порции антидепрессантов и советов, которые хоть чуть-чуть помогли бы ей выбраться из паутины отчаяния.

С. считала, что у нее было обычное детство. Немного радостей, немного сложностей, но в целом, все как у всех. До 5 лет она жила с мамой и бабушкой и это были лучшие годы из ее жизни. Она чувствовала, что ее любят и о ней заботятся. Потом мама вышла замуж и они переехали в дом к отчиму. Там родились еще четверо детей. Жизнь в доме отчима была «не очень». Семья жила бедно. Мама много работала. Отчим был алкоголик. В подростковом возрасте пытался сексуально приставать к ней. Но все это давно закончилось, она выросла и сейчас ее проблема не детство, а депрессия и боль в животе.

 Пациентка согласилась приходить ко мне на терапию. Кратко остановлюсь на нескольких ключевых моментах.

Через некоторое время после начала терапии стало очевидно, что вздутия живота как-то связаны с мужчинами. Например, если С. стояла в очереди, и за ней вставал мужчина – живот сразу вздувался, ужасно болел, и С. была вынуждена уйти. Или она гуляла с ребенком и друг ее ребенка тоже гулял со своей мамой. В какой-то день вместо мамы с другом ее ребенка собрался погулять дедушка, и С. не смогла пойти из-за живота.

Вместе с этим на сеансах она вспоминает, что отчим сексуально приставал к ней, когда она стала подростком. Однажды она смотрела телевизор в той комнате, где спал отчим. Ее отчим во сне выпустил газы. С. хотела досмотреть фильм и закрыла нос шарфом. В этот момент отчим проснулся, понял, что произошло, и видимо почувствовал стыд. После этого случая сексуальные домогательства прекратились. И мы с ней предполагаем, что вероятно с помощью «газов» С. защищается от «возможных» сексуальных приставаний со стороны мужчин. Так же она отмечает, что живот часто вздувается вечером, перед сном, когда есть вероятность секса с мужем, а после секса вздутия проходят.

Примерно через полгода терапии я приглашаю С. присоединиться к терапевтической группе. С. стала ходить в группу. В группе был мужчина, которому свойственны резкие высказывания. И после его очередного язвительного комментария в адрес С., она вдруг насторожилась и спросила: «Скажи, а если ты очень сильно на меня разозлишься, ты меня не убьешь?». Похоже, он не воспринял ее вопрос в серьез и сказал с улыбкой: «Пока не собираюсь, но кто знает, ни от чего нельзя зарекаться».

После этой группы состояние С. значительно ухудшается. У нее резко возросла тревога, появились ощущения перебоев в работе сердца, нарушился сон. Вечером она очень долго не может уснуть из-за навязчивой мысли, что сегодня ночью она точно умрет, а утром просыпается с мыслью: «Странно, я еще жива». Приходя ко мне на индивидуальные сессии, она плачет, очень злится на меня за то, что я довела ее до такого состояния, собирается бросить лечение и группу и говорит, что все улучшения, достигнутые в процессе  терапии, исчезли, все старые симптомы вернулись и к ним прибавились новые. Мне удается убедить ее продолжить терапию, и через некоторое время  мы начинаем анализировать повторяющийся сон: «мужчина с группы в разных вариантах преследует ее с намерением убить, но в итоге все заканчивается сексом с ним, и это ее спасает».

Постепенно становится понятной связь с детскими событиями (Пациентка говорила о них и раньше, но только сейчас удалось установить ее связь с симптомами).

Ее отчим, периодически изрядно выпивши, заходил в комнату, где спали дети и, размахивая топором, говорил: «пока вы будете тут спать ночью, я вас зарублю». Мама никак не реагировала. С., будучи самой старшей из детей говорила: «спите, я не буду спать, и если он придет ночью, я вас разбужу». Дети засыпали. С. старалась не спать, потом чувствовала, что не может больше не спать и засыпала с мыслью, будь что будет, а утром просыпалась и удивлялась, что жива.

С. вспомнила также, что когда в подростковом возрасте отчим стал к ней сексуально приставать, у нее появилась мысль «может теперь он меня не убьет».

Итак, стало понятным история и значение ее симптомов. На самом деле она боялась, что любой незнакомый мужчина ее убьет, как собирался убить отчим. Защититься от мужчины она могла, предложив себя как сексуальный объект, а уже от секса ее защищали газы, от которых вздувался живот.

Некоторое время С. чувствовала страх, что какой-нибудь мужчина в метро или в очереди ее убьет, но постепенно пришла к мысли, что у мужчин есть еще другие дела и похоже у большинства мужчин нет такого намерения.

Постепенно стала понятна связь симптомов («вздутие живота», тревога, депрессия) с различными другими детскими травматическими событиями. В процессе терапии ее состояние  улучшалось, симптомы исчезли. С. стала работать, организовала свой бизнес, наладились отношения в семье.

В процессе терапии С. групповая психотерапия сыграла важную роль, прежде всего за счет фактора формирования множественного переноса. Атмосфера понимания и поддержки в группе способствовала разрешению сопротивления переноса и улучшению функционирования эго пациентки. Переносы, которые пациентка формировала в группе на меня и участников продолжали обсуждаться во время индивидуальных сессий, и это в значительной мере способствовало прогрессу терапии. Наблюдения особенностей взаимодействия С. с участниками группы помогали мне лучше понимать ее и вместе с ней реконструировать детские травмы. В данном клиническом случае сочетание индивидуальной и групповой психотерапии было целесообразным и способствовало более быстрому прогрессу.